Прoдoлжeниe «Aфгaнскoй нeбывaльщины»
Нeизвeстнaя aфгaнскaя сoбaкa; зaмпoлит рoты стaрший лeйтeнaнт Зeмцoв Сeргeй Виктoрoвич (в кeпи); кoмaндир 6 мср 180 мсп стaрший лeйтeнaнт Вoлoдя Стaрoдумoв (в пoвсeднeвнoй фoрмe); зaмeститeль кoмaндирa 6 мср старший лейтенант Артюхов Олег Владимирович (в шапке) и командир 2 мсв 6 мср лейтенант Карцев Александр Иванович (без головного убора) на командном пункте 2 мсб (кишлак Чауни, под Баграмом, осень 1986 года). Почти сразу же, после торжественного открытия на нашей заставе банно-кухонно-столового «комплекса» и праздничного обеда, устроенного по такому случаю, мои бойцы приступили к «полевым испытаниям» бани — к помывке, стирке и приведению себя в порядок.
А потому, неподалеку от бани, они организовали импровизированную парикмахерскую, в которой с помощью ножниц и расчески стали делать друг другу модную и очень стильную стрижку «полубокс». Возможно, делать её правильно у моих ребят получалось не всегда. Но особого выбора у нас не было — для тех, кто не любил полубокс, оставалось лишь щеголять стриженными наголо.
О длинных волосах речи не шло. Длинные волосы были явным признаком «звезд на погонах». А значит, были «красной тряпкой» для духовских снайперов. Лишний раз подставляться не хотелось. И потому я регулярно оказывался среди тех, на ком наши доморощенные парикмахеры оттачивали свое мастерство.
Стоит отметить, что пока я валялся в баграмском инфекционном госпитале с тифом, то успел отрастить основательную шевелюру. От неё нужно было срочно избавляться. Да, и ротный наш только что вернувшийся из госпиталя после гепатита зарос основательно.
Видимо, по случаю новоселья, наш замполит роты Сергей Земцов решил сделать нам маленький подарок. Он перекинулся парой слов с ротным, получил от него согласие и крикнул наблюдателю первого поста, чтобы тот сделал четыре выстрела.
Четыре выстрела в небо были сигналом для Хасана, командира поста самообороны кишлака Калашахи, что ему нужно срочно прибыть к нам на заставу. На нашей заставе Хасан был частым гостем. А пару лет назад, когда ему довелось прятаться у нас от духов, в благодарность за «хлеб» и приют, он в одиночку построил на заставе из камней небольшую постройку — примерно два на четыре с половиной метра. В которой жил это время. А когда Хасан смог вернуться к себе кишлак, постройку эту мы переоборудовали под канцелярию роты. И в лучшие времена в ней размещались командир роты, его заместитель и командир заставы.
Примерно через полчаса Хасан поднялся на заставу. Перекинулся парой слов с замполитом и тут же ушёл обратно. А еще через час на заставу поднялся старик-афганец. Совершенно седой, в выцветших шальварах (шароварах) и рубашке. Поверх длинной, до колен, рубашки была надета жилетка со множеством карманов. В руках у старика был маленький сверток, который он нёс словно бесценное сокровище.
Замполит сказал, что это местный цирюльник. Зовут его Хаким. И он настоящий мастер своего дела. На наши традиционные «четурасти, хубасти, бахайрасти?» («Как жизнь? Как дела? Как здоровье?»), старик лишь кивнул в знак приветствия. И сразу же начал разворачивать свой сверток на небольшом валуне, что лежал перед входом в канцелярию. Возможно, старик был немым? Или не знал ни слова не только по-афгански, но и по-русски, чтобы вести с нами длинные разговоры.
Тем временем афганец разложил на валуне все свои богатства — старенькие, но очень острые ножницы, опасную бритву и небольшой оселок (точильный камень). Из кармана жилетки достал большой платок и положил его рядом. Мы вынесли стул из канцелярии. И на него торжественно уселся наш ротный — Володя Стародумов. А наш гость приступил к своей работе.
Он, действительно, оказался большим мастером. Я никак не ожидал, что ножницы в руках старика будут двигаться так легко, ловко и умело. На наших глазах шевелюра ротного стала превращаться в аккуратную и красивую стрижку.
Но когда Хаким взял в руки бритву и начал аккуратно подравнивать «виски» у ротного, мне разом стало как-то неуютно. Кто знает, что на уме у этого афганца? Я неотрывно смотрел на бритву в руках афганца, и с каждым мгновением мне становилось все менее и менее комфортно.
Чуть в стороне стояли замкомроты Олегом Артюховым и замполит Сергей Земцов. Они обсуждали какие-то служебные вопросы. Совершенно не обращая внимания на работу Хакима. И на исходящую от него опасность. И ни у кого из нас не было оружия. Глупая какая-то складывалась ситуация: афганец с опасной бритвой в руках и совершенно безоружные шурави.
Когда Хаким начал подравнивать стрижку ротного на затылке, встав за его спиной, я не выдержал и ушел в канцелярию. Уже через мгновение я вернулся обратно. На моем плече болтался мой АКС-74. Патрон был дослан в патронник, автомат был снят с предохранителя. И ствол автомата совершенно ненавязчиво смотрел на нашего гостя. Едва ли кто обратил внимание на мою отлучку. И на её цель. А старик даже и не взглянул в мою сторону. Полностью сосредоточившись на своей работе.
Очень скоро он закончил свою работу и жестом пригласил Олега Артюхова занять место ротного. Володя Стародумов тем временем пошёл в нашу «землянку», посмотреть в зеркало на результаты работы Хакима. Судя по довольной улыбке ротного, с которой он вернулся из канцелярии, работа старика ему явно понравилась.
Мне же, почему-то, совершенно не понравилось, что ротный вышел из канцелярии без оружия. Как-то не спокойно было у меня на душе. Ох, как неспокойно! Я встал чуть в стороне и сбоку от афганца, пытаясь контролировать каждое его движение. Наивно пытаясь угадать, о чем он сейчас думает? Что планирует делать? И не посещают ли его стариковскую голову глупые мысли — стать мучеником за веру и попасть в рай за убийство неверного?
Рой этих тревожных мыслей крутился у меня в голове. И при этом я прекрасно понимал, что, если Хаким надумает совершить какую-нибудь глупость, я ничем не смогу ему помешать. Достаточно будет ему сделать лишь короткое движение своей опасной бритвой по шее Олега и ага…
Да, разумеется, я немедленно выпущу из своего автомата в Хакима длинную, длинную очередь. И, конечно же, не промахнусь. Но этим я все-равно уже не верну обратно нашего замкомроты. Мы даже остановить такое кровотечение не сможем. И уж тем более, не успеем вызвать вертушки или довести Олега живым до баграмского медсанбата.
И еще одна мысль не давала мне покоя. Чем ближе к завершению была стрижка Олега, тем скорее должен был наступить тот ужасный момент, когда я должен буду занять его место. По сути, место смертника.
Обреченно я смотрел по сторонам, надеясь найти спасение. Ротный подошел к замполиту. И они о чем-то мило беседовали. На Хакима они не обращали ни малейшего внимания. Часовой на первом послу лениво посматривал по сторонам. И совершенно не смотрел в нашу сторону. А Хаким уже взял в руки свою бритву, в несколько коротких движений подравнял виски и стрижку на затылке у Олега. А затем смахнул остриженные волосы своим платком. И сделал полшага назад. Всем своим видом показывая, что он закончил свою работу. И ждет следующего клиента.
Следующим клиентом должен был быть я. Увы, спасения не было!
Неожиданно за моей спиной раздалось какое-то шуршание. Я немедленно обернулся назад. Передо мною стоял младший сержант Сергей Багрий, и держал в руках несколько банок с рыбными консервами.
— Товарищ лейтенант, замполит сказал принести консервы. Куда их положить?
Взглядом я показал на валун.
— Положи сюда. И подержи мой автомат.
На душе у меня как-то сразу полегчало. Пришло моё спасение!
Сергей молча положил консервы, взял в руки мой автомат и отошёл немного в сторону, чтобы не мешать разговору ротного и со своими заместителями.
Мне показалось, что мой ангел-хранитель отошел довольно далековато. И, видимо, не слишком хорошо понял, для чего я попросил его подержать мой автомат? Но объяснять это было уже поздно.
Я сел на стул с видом приговоренного к казни на электрическом стуле. И приготовился к смерти. Изображать из себя пофигиста, которому ничего не страшно, у меня явно не получалось. В отличие от ротного и его заместителя Олега Артюхова. А потому я просто попытался отвлечь себя разными глупыми мыслями.
И первая мысль оказалась не просто самой глупой, но и самой страшной.
— А с чего это замполит назвал Хакима цирюльником? — Неожиданно вспомнил я. И тут же судорожно стал пытаться вспомнить, что значит это слово?
В голову лезли странные мысли о банщиках, которые были одновременно парикмахерами и брадобреями, массажистами и хирургами. Но главное их занятие заключалось в кровопусканиях путем надреза подкожных вен. А, так же, в лечении огнестрельных ранений, перевязывании ран, извлечении пуль и осколков…
От мыслей этих мне явно не полегчало. Скорее даже, стало совсем как-то не по себе. Ведь не случайно замполит назвал Хакима цирюльником. Ох, не случайно. Что же он хотел этим сказать? О чем пытался нас всех предупредить?
Мне кажется, еще бы чуть-чуть, и я потерял сознание от страха. Когда Хаким взял в руки свою смертоносную бритву, мой страх плавно переродился в панический ужас. Руки мои рефлекторно стали искать по сторонам мой автомат. А голова все никак не могла подсказать им, что мой автомат сейчас находится метрах в пяти от меня. У Серёжи Багрия.
К счастью, все в это мире когда-то заканчивается. Хаким сделал несколько аккуратных движений своей бритвой. Смахнул остатки моих волос платком. А затем отошел от меня чуть в сторону. Всем своим видом показывая, что стрижка окончена.
Наверное, я должен был подняться. Но сил встать со стула у меня почему-то не было.
К Хакиму подошел замполит, протянул ему банки с рыбными консервами. И поблагодарил от всех нас за хорошую работу.
Из последних сил я тоже произнес:
— Ташакор, мохтарам (Спасибо, уважаемый)!
На лице Хакима промелькнула чуть заметная улыбка. Похоже, ему было приятно, что его работу оценили. Но он постарался не показать этого. Старик молча кивнул в ответ. Тщательно завернул свои инструменты в тряпицу. И убрал во внутренний карман жилетки. Из другого кармана достал небольшую холщовую авоську. Аккуратно сложил в нее консервные банки.
Но даже на наше: «Хода хафез» (до свиданья), он не сказал ни слова. А лишь повернулся и не спеша начал спуск по склону в сторону своего родного кишлака.
А я долго смотрел на его прямую спину и постепенно приходил в себя от пережитого.
Позднее я буду частенько встречать его в Калашахах. Иногда, с моим другом и наставником Шафи, мы будем заходить к нему в гости. Рядом с домом Хакима росла его небольшая чайная плантация. И он будет частенько угощать нас удивительно ароматным и вкусным чаем.
И будет рассказывать, что для заваривания чая он использует листья, которые распустились только сегодня утром. Которые видели восход солнца, впитали его лучи, его силу. Но не видели его захода. А значит, не знали, что такое смерть.
Потому что только такие листья дают здоровье, силу и молодость. Только такой чай можно предлагать друзьям.
Хаким оказался не местным. Он был последним представителем некогда большого туркменского рода, который в начале тридцатых годов бежал из Средней Азии в Афганистан.
Позднее я узнал, что имя старика было не Хаким. Хаким — мудрый, мудрец на фарси. Это было просто прозвище. Но старику было столько лет, что окружающие давно уже забыли его настоящее имя. Да, и сам он, похоже, уже его не помнил.
В отличие от многих афганцев, Хаким никогда не был воином. Но он был грамотным, умел читать. Неплохо говорил по-русски. И очень много знал. Он часто с улыбкой вспоминал нашу первую встречу и относился ко мне, как к сыну или внуку. Очень любил читать книги древнекитайских мудрецов. И частенько повторял мне слова Сунь-цзы: «Война — это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, что не можешь; заманивай его выгодой; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызывай в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если они дружны, разъедини».
Но еще чаще повторял слова Вэй Ляо-цзы: «Оружие — это орудие бедствия, борьба противна добродетели. Поэтому в бой вступают только тогда, когда это неизбежно».
И почему-то он очень хотел, чтобы я уцелел на этой войне.
Такой вот обычный цирюльник жил в кишлаке Калашахи более тридцати лет назад. Афганец, которого при первой нашей встрече я принял за врага. Но который оказался настоящим другом.
Я часто вспоминаю Хакима. Его неспешные разговоры. И его житейскую мудрость. Вспоминаю, что в первые месяцы моего командования заставой мне хватило сообразительности лишь на то, чтобы договориться с местными старейшинами о прекращении минирования дороги между нашей и 9-й сторожевой заставой (и когда душманы выходили минировать дорогу, ночью Хасан, командир местного поста самообороны, сигнализировал нам на заставу лампой или фонариком из бойницы своей крепости об их «подарке»).
А вот заместитель командира роты Олег Артюхов и замполит роты Сергей Земцов проявили настоящую мудрость и дальнозоркость, налаживая контакты и добрососедские отношения с местными жителями. По мере возможности, помогая и налаживая диалог с ними. Благодаря этому обстреливать наши заставы стали гораздо реже, у нас в рационе появился виноград и, пусть не часто, но и свежие овощи.
И, именно благодаря этому, когда при обстреле заставы реактивными снарядами был разрушен наш тандыр, договориться с местными гончарами об изготовлении нового, не составило для меня большого труда — https://vk.com/@alexandrkartsev-tandyry-i-gilzy
А еще я часто вспоминаю о том, как здорово, что в то время не воровали, как сейчас. И ни у нашего ротного, ни у старшины роты не возникало желания решать свои проблемы за счет «солдатского котла». Что для налаживания сотрудничества с местными жителями и помощи местному посту самообороны мы использовали свой офицерский дополнительный паек. Или оставшиеся с прошлого месяца продукты, которые не пользовались особым спросом у наших бойцов. И делали это во благо всей роты, а не ради чьих-то шкурных интересов.
Эта история стала для меня хорошим уроком, что не стоит судить о людях по их одёжке. Что воевать нужно с врагом, а с соседями лучше дружить. И думать нужно не только о себе, но в первую очередь о тех, кто находится с тобой рядом.
Александр Карцев, http://kartsev.eu